Весной 1858 года в четвёртой книжке «Полярной звезды» Герцена появилась сенсационная публикация «Убиение царевича Алексея Петровича», с подзаголовком «письмо Александра Румянцева к Титову Дмитрию Ивановичу». Автор письма признавался на его страницах, что по устному приказу Петра лично участвовал в умерщвлении царского сына, и приводил подробности этого страшного дела.
Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе
Свою военную карьеру Александр Румянцев, выходец из обедневшего дворянского рода, начинал в Преображенском полку, участвовал и отличился в его составе во многих сражениях. Позднее, едва ли не следуя по стопам Меншикова, стал царским денщиком-адъютантом.
Историк Н. Эйдельман назвал его «русским д’Артаньяном», отметив, правда, что А. Румянцев с улыбкой брался даже за те поручения, где гасконец, вероятнее всего, предпочёл бы сломать свою шпагу. Наш гвардеец получал распоряжения лично от Петра I и давал отчёт только ему.
Искусный наездник и фехтовальщик, «рыцарь без страха и упрёка», этот красавец отличался также смекалкой и находчивостью, пользовался благосклонностью прекрасного пола. Он на лету схватывал иностранную речь, что позволяло ему чувствовать себя за границей, словно рыба в воде.
Выслушав очередной императорский наказ, в любой час дня или ночи капитан Румянцев тут же отправлялся в путь, меняя лошадей, кареты и корабли и всегда поспевая вовремя. При себе он имел царскую грамоту, по которой ему обязаны были помогать «господа генералы, штабс-и обер-офицеры», но если того требовали обстоятельства, бравый капитан прокладывал себе дорогу, где силой, где золотом, а где и хитростью. Выполнял он и строго секретные задания, вроде похищения неугодных лиц из Западной Европы.
В частности, 11 октября 1716 года он вместе со своими агентами похитил в Гамбурге племянника гетмана Мазепы Андрея Войнаровского, пытавшегося склонить западные монархии к поддержке украинского казачества в борьбе «против московского ига».
Именно Александр Румянцев со своими людьми выследил беглого царевича Алексея Петровича и представил Петру веские доказательства того, что тот прячется в неаполитанском замке. Позднее верный гвардеец императора вместе с тайным советником графом Петром Толстым выманил Алексея в Россию и лично сопровождал его до Москвы, где царевич официально отрёкся от наследования. Спустя какое-то время Толстой и Румянцев отвезли царского сына в Петербург.
Главным содержанием письма Румянцева являются события, последовавшие после того, как 24 июня 1718 года верховный суд в составе 127 человек приговорил царевича к смертной казни. Зачитать осуждённому приговор приехали четверо: светлейший князь Меншиков, канцлер граф Гавриил Головкин, Пётр Толстой и он, гвардеец императора.
Узнав о своей участи, царевич побледнел и пошатнулся, но Толстой и Румянцев подхватили его под руки и уложили на кровать. Поручив Алексея заботам лекарей и слуг, все вчетвером поехали к царю с рапортом. Но, похоже, планы Петра уже переменились.
Тут же Толстой, Румянцев, генерал-поручик Бутурлин и лейб-гвардии майор Ушаков получили тайный приказ прибыть во дворец после полуночи. Явившись в указанный срок к царю, они увидели здесь также Екатерину и архимандрита Феодосия. Пётр заявил, что не может предать сына публичной казни, но дело, мол, надо довести до конца, как бы по естеству.
Далее Румянцев подробно описывает, как они вчетвером – Толстой, Ушаков, Бутурлин и он сам – прибыли глухой ночью к каземату, где содержался осуждённый. Стараясь не шуметь, удалили из здания весь персонал. Затем вчетвером вошли к спящему царевичу. Коротко посовещались: удавить ли его во сне либо же разбудить для молитвы? Разбудили. Алексей, поняв, в чём дело, принялся плакать, обвинять отца. Тогда они сами воздали молитву за его душу. Затем опрокинули царевича на ложе, навалили ему на голову два пуховика и держали его за руки и за ноги до той поры, пока он не затих…
На следующий день, около полудня, было объявлено, что царевич скончался от апоплексического удара. В столице мало кто поверил официальной версии. Люди шептались, что царевич скончался от жестоких пыток, которым подвергся накануне. Ходили и другие слухи. И вот теперь письмо-признание расставляло, казалось бы, все точки над «i». Между прочим, оно было датировано 27 июля 1718 года, то есть написано ровно через месяц после смерти царевича.
Часть историков сразу же объявила письмо подложным, найдя в нём ряд исторических неточностей, Например, некоторые сподвижники Алексея упомянуты в нём как казнённые, хотя на самом деле погибли в конце года, и Румянцев не мог об этом не знать.
Так и не удалось установить, кто такой Титов Дмитрий Иванович. Ни в одном из архивных документов петровской эпохи такая личность не фигурирует.
Наконец, скептики ехидно вопрошали: со дня гибели царевича прошло уже без малого полтора века, отчего же письмо появилось только сейчас? Откуда оно вообще «выплыло»? Где хранилось долгие десятилетия?
У тех, кто отстаивал подлинность письма, нашлись свои аргументы. Исторические неточности они относили на счёт переписчиков и копиистов, которые имели привычку вносить в текст отсебятину. Имя адресата могло быть и псевдонимом. Нельзя исключить, что под фамилией «Титов» зашифрован кто-то другой. Быть может, известный историк Василий Никитич Татищев. Труднее было ответить на вопрос, почему же письмо пролежало под спудом столь долго. Но уже позднее нашёлся и этот ответ.
Первенец Александра Румянцева – Пётр стал видным полководцем, удостоенным за победы в турецких войнах звания фельдмаршала и приставки «Задунайский» к родовой фамилии. На склоне лет граф Румянцев-Задунайский поселился в своём имении Вишенки недалеко от Чернигова, где в 1791 году решил привести в порядок семейный архив, в том числе бумаги отца.
К этой работе фельдмаршал привлёк доверенного чиновника Павла Ивановича, а тот, в свою очередь, поручил переписку наиболее пострадавших от времени бумаг некоему молодому поручику, имевшему каллиграфический почерк.
Поручик сам интересовался отечественной историей и, занимаясь перепиской по ночам, сделал копии отдельных документов для себя лично.
Этот офицер был родом из города Глинска Полтавской губернии, где и обосновался, выйдя в отставку. Здесь он часто встречался со своим соседом, тоже страстным любителем истории, князем Владимиром Семёновичем Кавкасидзевым, чьи предки переселились в эти края из Грузии. Около 1840 года отставной офицер умер, а его бумаги, в том числе копии, сделанные когда-то в Вишенках, оказались у Кавкасидзева. А уже через три-четыре года в наиболее читаемых московских и петербургских журналах стали появляться исторические очерки за подписью «Князь Влад. К-в, г. Глинск».
В одной из этих публикаций приводится другое, очевидно, более раннее письмо Александра Румянцева, где описаны подробности первой встречи Петра с сыном в Москве, а также процедура отречения Алексея в Грановитой палате Кремля. Любопытно, что это первое письмо адресовалось некоему «Ивану Дмитриевичу», без указания фамилии.
Логично допустить, что в руках Кавкасидзева находилась и копия второго письма Румянцева о тайне убийства царевича.
Пётр заявил, что не может предать сына публичной казни, но дело, мол, надо довести до конца, как бы по естеству
Разумеется, при правлении Николая I рассчитывать на то, что это второе письмо появится в открытой русской печати, было бы наивно. Не видя другого выхода, Кавкасидзев вполне мог запустить его «в народ» анонимно. Или это сделал кто-то из его знакомых. При таком раскладе становится ясно, почему копии и списки появились именно в конце 40-х годов.
Но это тоже версия, которая, в свою очередь, имеет множество нюансов «за» и «против». Учёные до сих пор спорят, было ли письмо Александра Румянцева подложным или же за ним стоят подлинные события. Прошло уже без малого три века со дня смерти царевича Алексея Петровича, но эта глава по-прежнему остаётся «белым пятном» в истории России.