Не так давно мы рассказывали о европейских драконах. В этой статье мы продолжим драконью тему, но теперь нашими героями станут азиатские драконы.
Китайский дракон — он друг и помощник, охранник и судья, к тому же практически всесильный
Самым добрым пожеланием у китайцев было: «Чтобы твой сын вырос драконом». Когда жители Поднебесной хотели польстить сильным мира сего, то сравнивали их с драконами. Сами правители, дабы оградить свои дворцы и сокровища от нападения врагов, распускали слухи, что все их ценности охраняются специально обученными драконами.
Рассказывают, как в свое время Конфуций впервые встретился с Лао-Цзы. Конфуций, несомненно, и сам был великого ума человек, но после беседы с философом заявил следующее: «Нынче я видел Лао-Цзы и могу сказать, что видел дракона». Это, пожалуй, можно считать величайшей похвалой одного мыслителя другому.
Короче говоря, драконы в Китае чтились (и чтятся до сих пор) гораздо выше, чем священные коровы в Индии или коты в Древнем Египте.
КАЖДОМУ — СВОЕ
Разумеется, китайцы любили своих драконов вовсе не за красивые глаза. Как мы уже говорили, драконы умели многое из того, что простым смертным просто не под силу. Скажем, целая армия драконов отвечала за бури, грозы, штормы, землетрясения, действующие вулканы и цунами. У каждой более-менее крупной китайской реки имелся свой дракон (точнее, река принадлежала дракону). Некоторые драконы занимались охраной подводного мира, другие — стерегли скрытые в земле сокровища, и если удавалось со стражами договориться, они готовы были поделиться богатством с людьми.
Многие драконы умели предсказывать будущее и, опять-таки, могли открыть его понравившимся им простым смертным.
Наравне с «трудящимися» драконами существовали драконы, чей статус был настолько высок, что единственным их занятием становилось покровительство. К примеру, огромный, с густой золотой гривой дракон по имени Тин-Лун («Небесный дракон»), проживавший в высоких горах, фактически ничего не делал: он не вызывал ураганы и никогда не ввязывался в людские войны и дрязги. Но его изображение, вышитое золотом на одежде, разрешено было носить только императорам. Любого другого, не обладавшего «священной кровью», ждала за такое кощунство смертная казнь.
ТАК С НИМИ И НАДО
Кстати говоря, не стоит думать, что китайцы так уж слепо поклонялись своим драконам. Уважать люди их уважали, но могли, при необходимости, и свой характер показать, невзирая на драконий ранг и чин.
К примеру, есть в Китае такой Лун-Ван — самый большой (длиной чуть ли не в полкилометра), самый богатый и могущественный дракон — владыка всех драконов. Его храмы стоят в каждой деревне, и есть еще отдельные, едва не у каждой лужи — практически везде, где имеется вода.
В случае засухи или наводнения люди возносят молитвы именно Лун-Вану как господину всех драконов, в том числе и «водяных». Но если просьбы не помогают, то бедного Лун-Вана ждет жесткая экзекуция.
В начале XIX века во время засухи император Цзя-Цин подверг Лун-Вана суду по статье «саботаж» и велел увезти дракона (его изображение, естественно) из столицы в дальний захолустный округ. Только обращенные к императору молитвы подданных спасли дракона от ссылки.
А в 1932 году во время знаменитого харбинского наводнения, когда стало понятно, что «дракон драконов» снова тунеядствует и ни на что реагировать не собирается, его деревянную ярко раскрашенную скульптуру довольно бесцеремонно вынесли из храма и закопали на полузатопленном островке так, что торчала одна лишь драконья голова. Намек был понятен: не прекратишь наводнение — утонешь сам, и черт с тобой.
Кстати, наводнение после этого людского демарша прекратилось, и вода начала быстро спадать. Вот так с ними надо, с драконами.
КОРЕЙСКИЙ ПРЕДСКАЗАТЕЛЬ
У китайских соседей — корейцев — есть свой «дракон драконов» по имени Енван. Корейцы считают, что Енван — это царь драконов, живущий в великолепном подводном дворце, но изредка пролетающий над нашей грешной землей. Почему грешной? Потому что появление Евана в воздухе говорит о том, что ныне правящая императорская династия, грубо говоря, «заелась», время ее подходит к концу, и на смену ей идут более прогрессивные властители.
В людские дела Енван не вмешивается, и люди, со своей стороны, молитвами его не утомляют. Лишь пытаются обнаружить следы присутствия дракона и по ним предсказать погодные изменения или урожай на следующий год.
СТРАНА ВОСХОДЯЩЕГО САКЭ
А вот японские драконы, в отличие от китайско-корейских, не отличаются дружелюбием.
Жил когда-то давным-давно на острове Хонсю восьмиглавый дракон по имени Ямата-но Ороти — мелочный (несмотря на гигантские размеры) и очень неприятный тип. Он терроризировал все население, но специальным объектом своих преследований выбрал одну большую семью, из которой забирал себе по девушке в год.
Когда количество дочерей в семье подошло к концу и в живых осталась самая младшая, вдруг с небес на землю спустился известный в те времена герой Сусаноо-но Микото и пообещал людям прекратить безобразие со стороны дракона.
Сусаноо-но приготовил восемь бочек сакэ, расставил их по холмам, а холмы окружил оградами, оставив по одному проему — для каждой из драконьих голов.
Ямата-но клюнул на приманку и, прежде чем забирать у несчастной семьи последнюю дочь, решил отметить это событие. Нализавшись рисовой водки до невменяемого состояния, дракон уснул, после чего и был разрублен героем на мелкие кусочки.
Лун-Ван – самый большой, самый богатый и могущественный дракон – владыка всех драконов
Меньшая дочь, как это водится, досталась победителю. Хотя, с нашей точки зрения, Сусаноо-но поступил не очень хорошо, восемь лет цинично дожидаясь, пока остальные дочери не отправятся на завтрак дракону и не останется лишь самая младшая. Мог бы и всех спасти. Правда, тогда ему пришлось бы, скорее всего, жениться на старшей. Это, возможно, и послужило причиной столь долгого ожидания.
Здесь уместно заметить, что предварительное спаивание дракона перед сражением практиковалось в разные века не только в Японии, но и в Западной, и в Восточной Европе, да и на Руси без алкоголя ни одна битва, а тем более с драконом, не обходилась. И в этом случае схватка заканчивалась обычно в пользу того, кто трезвее.