Репортёры крупнейших газет мира называли барона Эрика де Бишопа подающим большие надежды мореплавателем. Когда он умер, его стали называть авантюристом и неудачником, которому провидение строго-настрого запретило пускаться даже в короткие походы, как по воде, так и по воздуху. Но, что поразительнее всего, этот бесстрашный человек за двадцать лет до трагического конца был осведомлён о том, что суждено ему погибнуть 30 августа 1958 года во время экстремальной высадки на атолл Ракаханга.
«Всё! С морем теперь покончено навсегда. Зачем мне оно, насмешливое, и не всегда милостивое?»
Родители «неистового» Эрика — обедневшие французские аристократы — не пожелали, чтобы Бишоп-младший стал моряком. Был выбран компромиссный вариант — юноше предложили учиться на гидрографа. Однако, когда грянула Первая мировая война, Эрику по протекции дальнего родственника доверили командовать тральщиком. Утюжить Ла-Манш довелось несколько дней. Торпедировавшая судёнышко немецкая подводная лодка отправила его на дно, а Эрик, лёжа на госпитальной койке, записал в дневнике: «Когда ударили, показалось, что загорелась вода. Настоящий ад. Как капитан сторожевика заметил нас, ума не приложу. Моя подмоченная команда была спасена». Его наградили медалью «За смелость», но с флота списали.
В то время требовались пилоты во встающую на крыло морскую авиацию. Пройдя ускоренные курсы лётной подготовки, Эрик отправился в свой первый самостоятельный разведывательный полёт над Средиземным морем. Опять не повезло. В пропеллер ударила птица. Мотор захлебнулся, и, рухнув с высоты около 800 метров, «почти не планируя», машина врезалась в волны. К счастью, поблизости совершил вынужденную посадку гидросамолёт, пилот которого втащил потерявшего сознание однополчанина на поплавок шасси. Звали пилота Гостон Жавье. «Я благодарен ему по гроб за то, что спас, за то, что догадался наполнить резиновую лодку бензином и поджечь, чтобы привлечь внимание спасателей», — признался матери пилот-неудачник, из-за травмы позвоночника закованный вплоть до конца войны в гипс, и клятвенно пообещавший, что с морскими авантюрами покончил навсегда.
Как говорится, сколько волка ни корми, он в лес смотрит. Бишоп женился, преуспел в торговых сделках. Но как только пошли первые солидные прибыли, он, купив трёхмачтовый дизель-парусник, занялся перевозкой ценных пород древесины, в качестве капитана курсируя из Африки во Францию и обратно. Был счастлив, как никогда. Но беда вновь не заставила ждать. Неопытные в такелажном искусстве африканцы плохо закрепили брёвна. При первой же крепкой качке груз сместился. Потеряв устойчивость, судно перевернулось и затонуло. И капитан, и матросы отделались недолгим купанием в ледяной воде и были подобраны идущим следом углевозом.
«Всё! С морем теперь покончено навсегда. Зачем мне оно, насмешливое, и не всегда милостивое?» — излил Бишоп душу жене. Но как и на что жить, если во Франции экономический кризис? Друг и спаситель, бывший военный лётчик Гостон Жавье предложил на пару отправиться в Китай, где требовались офицеры в полицейский корпус Шанхайской торговой концессии.
Пришлось опять выйти в море. Кроме Бишопа и Жавье, на борту находился коллега-полицейский Тати. Практически сразу у побережья Шанхая попали в злющий шторм. Beтер сорвал с джонки парусную оснастку. Джонка стала «коварным куском дерева, неподвластным людям, подвластным стихии, четыре дня спустя разбившей её о скалы мелководий Тайваня». Троицу спасли аборигены, которым в знак благодарности моряки отдали обломки кораблекрушения для того, чтобы укрепить ими хижины.
В который раз Эрик заявил друзьям: «Будем строить новый корабль, материалы для джонки — моя забота». Слово сдержал. Уговорил французского консула подарить самые прочные из тех, что можно сыскать, доски, идеально пригодные для постройки джонки гораздо меньшего водоизмещения — всего 12 тонн.
Бишоп как истинный аристократ не желал быть должником у кого-либо. Чтобы «бросок» в Калифорнию не только окупил затраты, но и принёс барыши, закупили массу дорогущего китайского антиквариата.
Свирепые шторма запада Австралии привели джонку в негодность. Ни мачты, ни снастей, ни руля! Гонимые течениями, прибились к атоллу Джудит. Японцы, принявшие путешественников за американских шпионов, в поисках компромата, вскрыв все имевшиеся на борту консервные банки и жестяные тубы с солониной, испортили провиант.
Далее «помилованная» троица отправилась, имея в наличии полмешка сухарей и канистру пресной воды. Судьба здорово посмеялась, когда три недели спустя джонка, не управляемая обессилевшими от голода мореплавателями, прибилась к островку группы Гавайских островов, куда американцы и мексиканцы ссылали на смерть больных проказой.
Одно радовало: врачи-волонтёры откормили мореплавателей, подлечили их. Джонка же, оставленная без присмотра, благополучно затонула вместе с антиквариатом и паспортами путешественников, удостоверяющими гражданство. Не беда! Бишоп, просматривая старые журналы, увидел в одном отличный рисунок полинезийского двойного каноэ. «Построим и поплывём, куда удастся», — решили друзья.
Одиннадцатиметровый катамаран, названный недоброжелателями «Два гроба», был спущен на воду в 1937 году. Плавание с Гавайских островов мимо Кейптауна, мыса Доброй Надежды, Азор, Португалии, вплоть до Канн, завершилось триумфом и славой.
Как говорится, седина — в бороду, бес — в ребро. Бишопа угораздило «немедленно развестись и немедленно жениться на весьма эмансипированной американке, вдвоём с которой он построил новый комфортабельный катамаран для свадебного путешествия». На подходе к Канарам в тумане по катамарану прошёлся, разрезав его пополам, испанский пароход. Эрик не умел плавать. Жена, сбросив одежду с себя и с него, не дала утонуть, помогла взобраться на надувной плот. На суше она заявила: «Выбирай. Либо я, либо море!»
Бишоп выбрал море. Короткое время «поскучал», побыв французским консулом на Гавайях. Угодил в тюрьму по вздорному обвинению в шпионаже в пользу Японии. Обвинения сняли. Построил джонку с рекордным водоизмещением 150 тонн, предварительно набрав неподъёмных кредитов. Кредиторы со всех сторон жали на него, не желающего отдавать долги. Решил бежать. Разумеется, в море. Было ему в ту пору 60 лет. И в таком почтенном возрасте он, вознамерившись начать жизнь с белого листа, бросил якорь на Таити, устроившись заурядным землемером, перебивающимся на скудное жалование, и посвящая досуг «размышлениям над последним грандиозным проектом». Благо на Таити славного капитана де Бишопа уважали и любили за умение справедливо развести любые враждующие группировки. Чилийский миллионер, которому он помог не только уцелеть в мафиозных разборках, но и выйти победителем, не пролив ни капли крови, дал деньги на строительство базальтового плота «Таити-Нуа». Миллионер, сделав благое дело, тем самым подписал Бишопу приговор.
15 февраля 1958 года отчаливший от пляжа чилийского курорта Конститусьон плот, под звуки национальных гимнов Чили и Франции, сопровождаемый восторженными криками толпы, отправился к «глубоким водам». Пункта назначения — таитянского Пипеэте — намеревались достичь 14 июля, приурочив триумф к национальному празднику — Дню взятия Бастилии. Поначалу всё складывалось как нельзя лучше. Половина пути уложилась в намеченные сроки — шесть недель. Когда до Маркизских островов осталось 400 миль, начали дуть неблагоприятные восточные ветра. Древесина плота набухла, стала тяжёлой, как железо. Плот стал неуправляемым. Вышла из строя радиостанция.
Но тут произошло чудо. Бишоп почувствовал себя «почти нормально», даже сумел починить рацию. Поняв, что «Таити-Нуа» обречён, послал в эфир SOS, обозначив точные координаты бедствия. Спасатели — корабли и авиация — опоздали совсем не намного, на какие-то ничтожные двадцать минут. Бегущий по волнам, неутомимый искатель приключений, барон Эрик де Бишоп, получив несовместимые с жизнью травмы, погиб на 70-м году жизни.