«Червь обыкновенный, кольчатый, обычная наживка для рыбной ловли?! – воскликнул Дарвин. – Да это не обыкновенный червь и обычная наживка, это высокоорганизованное маленькое животное!»


Это не обыкновенный червь, это высокоорганизованное маленькое животное

Своим первым напечатанным научным сообщением Дарвин гордился всю жизнь – до самого последнего своего научного сообщения. «Ни один поэт не испытывал от напечатанного стихотворения большего восторга, чем я!»

И он вспоминал, какие слова привлекли его внимание к этой «наживке». «Чарли! – сказала когда-то сестра.
– У тебя снова руки в земле! А ты ведь, кажется, хотел стать священником, посвятить себя богословию? Но ты перестал копаться во Втором послании Петра о божьей благодати… У тебя в руках опять рыболовный крючок, и ты живьём насаживаешь на него это маленькое животное! Копая их в земле, не заслужишь небо – тебя не пропустит в рай Святой Пётр!»

РОВНО 180 ЛЕТ НАЗАД

В 1831 году он отправился в кругосветное плавание на корабле «Бигль», на котором впервые пришла идея о происхождении видов. Путешествие длилось несколько лет. (Старое судно уже через год выглядело скорее потерпевшим кораблекрушение, чем отправившимся в кругосветное плавание.) Дарвин писал из Сьерра-Империале: «Капитан Фиц-Рой боится, что оно развалится даже в штиль – когда матросы разом топают в шотландском танце».

Каюта Дарвина уже завалена множеством разных коллекций: «Паук даже соткал паутину над своим наколотым засушенным собратом». За годы плавания намерение Чарлза посвятить жизнь богословию умерло естественной смертью. С осени 1842 года он упорно трудится, набрасывая «Происхождение видов».

Привычка к постоянной напряжённой работе не допускала полного бездействия. Подняв за хвост дождевого червя, записывает, что хвост – в определённом роде – орган дыхания, столь густо разветвлены сосуды… Записывает, между прочим, что разрыхление червями почвы у древних фундаментов погружало постройки в землю… Так сохранялись и потерянные когда-то монеты, украшения.

Напряжённейшая работа по «Систематизации взгляда на виды» (а также всё большее неприятие её научной общественностью) невольно перемежается всё большими отдохновениями с «друзьями археологии».

В дневнике он отмечает о неприятии его «Систематизации» то одним, то другим учёным. «…Этот, правда, не затеял бы сжигать меня на костре, но подкинул бы хворосту». В 1859 году, когда издаётся, наконец, «Происхождение видов», в Оксфорд приезжает американский учёный Джон Дрэпер, читает доклады с подзаголовком «Об умственном развитии европейцев в связи со взглядами мистера Дарвина».

РОВНО 140 ЛЕТ НАЗАД

В 1871 году, когда выходит «Происхождение человека», один из друзей Чарлза в письме к нему даже подписывается: «Потомок обезьяны, и только в прошлом ваш друг». Капитан Фиц-Рой (всю жизнь гордившийся тем, что он – потомок незаконного сына короля Карла II Стюарта) жалел, что взял когда-то на борт этого человека.

Правда, великий зоолог Гекели «готов и сам взойти на костёр за теорию эволюции». Однако епископ Уиль-берфорс («славившийся более своей рудиментарной бородой, растущей от глаз, чем умом», как подмечает Дарвин) в своей проповеди, перепутав всё, что только мог, – предаёт его анафеме: «Как он мне докажет превращение какого-нибудь одного вида в другой? До какого предела могут быть превращения? Разве можно поверить тому, что всё более изменяющаяся разновидность репы, допустим, устремится, в конце концов, – сделаться человеком?».

Спорить с вульгарным идеализмом было не менее трудно, чем с вульгарным материализмом. История гомо сапиенса сложнее, длиннее, и, возможно, – роду человеческому миллионы лет. Гипотеза Дарвина была в общем умозрительной и годилась лишь для XIX века, но была в ней и «поэзия труда, создавшего Человека».

Он, подойдя к сосне, что криво

Росла у самого обрыва,

И корни оглядев, – гнильё!

Нажав, переломил её.

И вот дорогой небывалой

На берег перешёл другой,

И пот со лба отёр усталой

Уже не лапой, а рукой.

ЧЕРВЬ СОМНЕНИЯ

Отдыхая в саду, великий учёный, проявляющий любопытство к обитателям сада, задумывается и о том, что даже дождевой червь, «друг археологии», словно бы игнорирует эволюцию: в Австралии найдены его отпечатки, которым более 600 миллионов лет. Это самые давние для палеонтологов ископаемые «следы» животного с кровеносной системой, с древним кожным дыханием «через хвост»!

Вот, пожалуйста, – его знакомец. Возможно, что не раз уже встречались на аллее! «Когда удаётся заново пронаблюдать несложную тварь, мне весело… Я пошучиваю… Так и развлекаюсь». Переворачиваем его «на спину», а он – обратно… Да в его центральной нервной системе есть органы равновесия! У него замкнутая кровеносная система продольных сосудов… Правда, нет сердца… Но сосуды – и проталкивают кровь, вполне сходную, между прочим, с кровью позвоночных, но приспособленную «связывать кислород»… У него есть и глаза! С хрусталиком, способные к фокусированию различных расстояний, и вот на этой аллее! И есть мозг! Вот, хватает ума затыкать норки дохлыми мухами – от любопытствующих».

РОВНО 130 ЛЕТ НАЗАД

В 1881 году Дарвин выпустил ещё одну книгу – «Образование растительного слоя земли дождевыми червями. Наблюдения». Он, постаревший, отдыхал теперь, не выходя из кабинета. Развлекался, играя в карты с садовником, пошучивал: «Джон! Так уж легла мне масть – король червей!» В посудинке с землёй – рядом с его трудами – жили «существа, какие жили и миллион лет назад». Он считал, что черви в истории образования плодородного слоя за миллионы лет заняли самое видное место.

Так и закончил книгу: «Плуг принадлежит к числу изобретений, может быть, имеющих наибольшее значение для человека, но ещё задолго до него почва обрабатывалась дождевыми червями… И она всегда будет обрабатываться ими! Сомнительно открыть другие какие-то существа, которые в истории земной коры заняли бы столь видное место!» Это была его последняя книга.

Он вспоминал, как, совершая кругосветное путешествие, поднимался в горы… «Нет, Джон, никто не скажет, всё-таки, что я книжный червь!»

«Нет, Джон, никто не скажет, всё-таки, что я книжный червь!»
Теперь его сестра свидетельствовала, что незадолго до смерти брату приснилось, как он забрался на Попа-кате-петль, на высоту, где, как говорили испанцы в Сьерра-Империале, можно встретить самого Святого Педро… И вот, там, как будто уже в небе, они встретились. «Педро… У меня ключи от рая…» – «Чарлз… У меня земля в посудинке». – «Проходите, сэр».