В жизни Петра Первого было много загадок. Самой большой из них была его фантастическая удача, благодаря которой, в приложении к своим замечательным человеческим и физическим качествам, он оставил такой огромный след в истории нашей страны.
Фортуна повернулась лицом к царю с самого его рождения
Роды были тяжёлыми, младенец шёл крупный, но тем не менее царица благополучно разрешилась от бремени. Царь уж потерял надежду иметь здорового ребенка, после того как его первая жена Мария Милославская родила ему мальчика и девочку, очень слабых с рождения и страдающих тяжёлыми болезнями.
Бояре со счастливым отцом осмотрели крупненького младенца и, подивившись его длинному телу, вздохнули с облегчением: ребёнок выглядел здоровым и жизнерадостным. Теперь династия Романовых могла рассчитывать на здорового и энергичного наследника престола.
После рождения удача не оставила Петра. Царь-отец, верный заветам домостроя, никак не выделял младшего сына. За его воспитание взялась мать. Будущая царица Наталия Кирилловна воспитывалась в доме Артамона Матвеева, который был горячим сторонником реформ и поощрял всяческие новшества в быту. Женой Матвеева стала англичанка Мария Гамильтон, бежавшая от преследований Кромвеля в Москву и принёсшая традиции туманного Альбиона в свою русскую семью.
Гости из Немецкой слободы, иноземные офицеры из полков «нового строя» и дьяки Посольского приказа посещали дом гостеприимных хозяев, где велись разговоры о делах иностранных и военных. Только здесь можно было постоянно видеть театральные спектакли немецкой труппы, лишь тут женщины присутствовали за столом вместе с мужчинами.
После рождения сына царица постоянно бывала у Матвеевых. По её просьбе Петру привозились иностранные игрушки – барабаны, оловянные пушки, сабли, булавы, а сама царица, заказывая ребёнку одежду, старалась следовать западноевропейской моде. Раннее детство царевича прошло в европейском доме и его неповторимой атмосфере, что потом помогало Петру без предубеждений бывать среди иностранцев и набираться у них полезного опыта.
Когда потребовалось перейти от игр к обязательному для московских царевичей обучению, Петру опять повезло. Учителем по русской словесности и закону Божьему к Петру был назначен по требованию царя Фёдора Алексеевича не очень грамотный, но терпеливый и ласковый подьячий Большого Прихода Никита Моисеевич Зотов, который не только не стремился подавлять природное остроумие и непоседливость царственного отпрыска, но и сумел стать его другом.
«Дядька» даже не пытался принуждать шустрого ребёнка к многочасовому восседанию на стуле с прямой спинкой, чтобы выработать привычку к трону. Он позволял царевичу вволю бегать по окрестностям села Преображенского, лазать по чердакам, играть и даже драться с дворянскими и стрелецкими детьми.
Когда Пётр уставал от беготни, Никита Моисеевич усаживался рядом и, неторопливо рассказывая о случаях из собственной жизни, вырезал деревянные игрушки. Царевич внимательно смотрел на ловкие руки «дядьки» и сам начинал прилежно обтачивать заготовку ножом. Пётр перенял сноровку учителя и всегда больше полагался на собственный глазомер, нежели на чертежи и математические выкладки, и ошибался редко. Привычку заполнять часы досуга разными «рукомёслами» сохранилась у него на всю жизнь: даже беседуя с иностранными послами, он мог тут же строгать доски для обшивки лодки, вытачивать на токарном станке шахматные фигурки или вязать узлы на корабельных снастях.
Молва утверждает, что однажды прусскому послу фон Принцену пришлось взбираться на верхушку мачты, чтобы вручить верительные грамоты царю – настолько он был увлечён оснасткой первого лично им изобретённого линкора «Предестинация».
Никита Моисеевич постоянно приносил Петру книги с иллюстрациями из Оружейной палаты, а позже, по мере развития интереса ученика к «историческим» предметам – военному искусству, дипломатии и географии – заказывал для него «потешные тетради» с красочными изображениями воинов, иноземных кораблей и городов.
Царевич учился всему охотно и впоследствии бегло писал по-старославянски, правда, с ошибками. Его природная цепкая память до самой смерти позволяла цитировать часослов и стихи Псалтыри и даже петь в церкви «по крючкам», заменявшим русским нотные знаки.
Вскоре после смерти Алексея Михайловича царица Наталья с сыном были изгнаны из Кремля новым царём Фёдором Алексеевичем, который ненавидел мачеху. Матвеев отправился в ссылку в далёкий Пустозёрск, а семья Нарышкиных – в родовое имение, село Преображенское. Теперь Петру учиться было не у кого, и его школой стала московская окраина. Получается, что ему опять повезло. Будущий царь рос сильным и выносливым, не боялся никакой физической работы.
Дворцовые интриги выработали у него скрытность. Всеми забытый, кроме изредка наезжавших немногочисленных родственников, он постепенно превращался в дитя заброшенной боярской усадьбы, окружённой лопухами и покосившимися посадскими избами. Целыми днями он пропадал где угодно, прибегая только к обедне. Ему теперь приходилось учиться тайком.
Когда 28 апреля 1682 года десятилетнего Петра торжественно венчали на царство, иностранные дипломаты единодушно отметили, что он производит и речью, и образованностью, и осанкой впечатление 16-летнего юноши. Царевна Софья сразу интуитивно почувствовала угрозу со стороны брата и с помощью князя Хованского подняла стрельцов на бунт, получивший в народе зловещее название «хованщина». День 25 мая, когда на глазах Петра стрельцами был поднят на пики любимый дядя Матвеев, стал самым страшным впечатлением детства Петра.
Но именно эти события и явились толчком для конкретных замыслов преобразования страны. Сломить основную опору Софьи – стрельцов можно было, только противопоставив им военную силу, способную одолеть их. Рано научившийся скрывать свои чувства, Пётр решил сыграть роль безобидного ребёнка, на уме у которого только детские забавы. Зная, что Софья просматривает все письма и распоряжения, исходившие из Преображенского, он, подобно мальчишкам во все времена, затеял играть в войну. Для этого он потребовал прислать в село детей своих конюших, сокольников, стольников, спальников, которые исстари приписывались к обязательной почётной свите царя. В Преображенском оказались представители самых разных сословий: от князя Михаила Голицына до сына конюха Алексашки Меншикова. Именно они превратились в солдат Семёновского и Преображенского «потешных» полков и помогли Петру справиться с Софьей и стрельцами. И, конечно же, его, Петра, фортуна.
Пётр вырос смелым, находчивым и умелым солдатом и командиром. Страха в бою он никогда не показывал. И удача никогда не отказывала ему – ни одна пуля его не настигла. Когда адмирал Крюйс во время похода на Гельсингфорс в 1713 году упрашивал Петра I сойти на берег ввиду опасности встретить там шведский флот, царь с улыбкой ответил: «Бояться пульки – не идти в солдаты» и остался на флагманском корабле.
Он лично спас несколько человек, тонущих в ледяной воде во время наводнения в Петербурге, не схватив даже простуды и сказав: «За моё Отечество и людей жизни своей не жалел и не жалею».
Не однажды ему грозила смерть, но всегда обходила. В ночь с 7 на 8 августа 1689 года Петра, жившего тогда с женой и матерью в селе Преображенском, разбудили буквально за несколько минут до пришествия стрельцов. Он успел спастись.
В 1695 году два преданных царю человека предупредили его, что в стрелецкой слободе собрались заговорщики. Ему было уже 23. Он сам явился в дом, где собрались преступники. Один из заговорщиков шепнул хозяину: «Пора?» – и схватился за нож. «Рано ещё», – ответил хозяин. «Вам рано, а мне пора!» – крикнул Пётр, еле сдерживающийся от гнева. Сильным движением он сдвинул дубовый стол, который опрокинулся на тех, кто за ним сидел. Тут в горницу вбежали верные царю люди.
Смерть стояла у Петра за плечами и во время знаменитой Полтавской битвы. Царь появлялся на своём коне в самых опасных местах – огромный, решительный и бесстрашный. На нём была треуголка, служившая мишенью для шведов. Первая пуля и попала прямо в неё. Царь только перекрестился. Вторая пуля засела в седле у ноги. Третья попала ему в грудь, но! Наткнулась на складень!
После смерти Петра в 1725 году в Эрмитаже была создана специальная Петровская галерея, где были выставлены и шляпа, и седло, и складень.